Выходит с 23 мая 2008 года

Хорошая новость

Издательство - авторам

Краснодарское региональное отделение Союза писателей России объявляет о начале работы культурно-просветительского издательства «Кубанский писатель» над сериями «Поэзия Юга России» и «Проза Юга России». КПИ «Кубанский писатель» оказывает содействие профессиональным писателям и начинающим авторам в издании их произведений.
Контакты: e-mail: id-kp@mail.ru

Телефон: 8-918-355-08-71

Эхо события

В Москве 25-26 мая прошел Всемирный Русский народный Собор. Церемонию открытия возглавил глава ВРНС Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. В своем слове Его Святейшество обратил особое внимание на значимость нравственной составляющей в образовательном процессе и охарактеризовал попытки «превратить образование в сферу коммерческих услуг» как опасные и чуждые национальной традиции и народному менталитету. Патриарх Кирилл призвал помнить, что образование «не сводится к просто накачке ребенка житейски полезной информацией». По его словам, «миссия образования, в первую очередь, заключается в передаче не только знаний, но и моральных норм». В работе Собора приняли участие председатель Краснодарского регионального отделения Союза писателей России С.Н. Макарова и член общественного совета при краевой писательской организации А.А. Рыбалко. 

В номере:

Горячая новость

Писательские дачи и прочие удачи

Юбилей

Г. Рослаева, Александр Стрыгин - рядовой литературы

Память

А. Стрыгин, Эти листки воспоминаний

Голоса России

Валерия Токарева

Геннадий Пузанов

Дебют

Виктор Будяк

Александр Суворов

Валентина Сопильняк

Татьяна Коваленко

Ю. Голубев

Книжная полка

Л. Бирюк, Бретер и дуэлянт (отрывок из романа)

В. Орел, За взлетной полосой

Проза

В. Кириченко, Жора - «Слава Кубани»

Имена России

К. Скворцов, У вишневого омута

Скачать номер:
№8, 2010 PDF (1,237 Мб)

Поздравляем
18 мая в Доме Русского Зарубежья им. А.И. Солженицына прошла Церемония вручения наград Первого Славянского литературного форума «Золотой Витязь».

Диплом в номинации «Большая поэзия», «За вклад в развитие отечественной словесности и единство славянских народов» вручен Николаю Александровичу Зиновьеву за сборник стихотворений «Крест».

Дипломом «За вклад в развитие отечественной словесности и единство славянских народов» в номинации «Большая проза» награжден Виктор Иванович Лихоносов за повесть «На долгую память».

Память

8 июня 2010 года не стало Евгении Владимировны Бакалдиной – жены и верного друга недавно ушедшего от нас выдающегося поэта Виталия Борисовича Бакалдина…

Человек удивительной внутренней и внешней красоты, Евгения Владимировна была настоящей Музой Виталия Борисовича. Ей он посвятил вышедший в 2005 году двухтомник избранных стихов, на титульном листе которого есть краткая и трогательная надпись: «Жизни моей соавтору»…

Евгения Владимировна родилась 6 января 1927 года в Таганроге. Она отдала любимой работе (преподаванию русского языка) 35 лет жизни, которые искренно называла счастливыми. Ей было присвоено звание Отличника народного просвещения, ветерана труда.

Светлая память ее светлой душе! Писатели Кубани.

Юбилей

Вокальной студии - 50

Именно столько лет исполнилось знаменитой вокальной студии Краснодарского Дома ученых и инженеров. В зале негде яблоку упасть, кругом цветы и подарки. Среди приглашенных гостей – народный артист России Владимир Бурылев, заслуженные артисты России Светлана Мамиконян, Владимир Генин, Александр Плахтеев, композитор Игорь Корчмарский, члены Союза писателей, поэт Нелли Василинина и писатель Геннадий Пошагаев, заслуженный журналист Кубани И. Лотышев, главный редактор «Кореновских вестей» Нина Роженко, а также активные многолетние зрители В. Хаустова, Н. Фирсунина, В. Меньших. Каждый участник концерта исполнил несколько музыкальных произведений разнообразного жанра. Неожиданной радостью для зрителей стали дуэты. А под занавес золотого юбилея вокалистов студии поздравили представители департамента культуры ЦО Краснодара и вручили им дипломы, подарки за многолетнюю музыкальную деятельностью Особенно этой награде обрадовалась молодая талантливая пианистка, преподаватель Краснодарской консерватории при КГУКИ, лауреат международных конкурсов, художественный руководитель и концертмейстер студии Елена Снагощенко. В ответном слове весь коллектив студии выразил признательность директору Дома ученых Евгении Виноградовой и благодарной многочисленной публике. На такой волнительной ноте закончился 50-й сезон. Следующий – 51-й, начнется в последнее воскресение

Для души

Победа добра и любви

Завершился VI Кубанский фестиваль православной авторской песни «Величай, душе моя…», посвященный 65-летию Великой Победы. Появились и новые талантливые имена.

Главная цель фестиваля «Величай, душе моя…» – пропаганда жанра духовной песни, поддержка талантливых авторов, композиторов, хоровых коллективов, исполнителей. Такое мероприятие создает условия для их творческого общения и самореализации. С каждым годом фестиваль приобретает новых участников и поклонников. За последние годы он явно помолодел: и среди исполнителей, и среди зрителей все больше молодежи. В этом году в нем приняли участие более 220 участников со всего Краснодарского края. Заключительный концерт начался с торжественного молебна в Войсковом Соборе во имя Святого Благоверного князя Александра Невского. Далее зрители ознакомились с православной выставкой, и желающие могли приобрести изделия мастеров декоративно-прикладного искусства, среди которых дивные иконы святых, вышитые радужным бисером, различные сувениры из природных камней, рушники, церковная литература. Самых умелых мастеров награждали дипломами фестиваля. Открыла концерт в номинации «Автор – исполнитель» член Союза писателей России, общественный деятель Кубани Светлана Медведева. Она прочитала поэтический триптих «Где?», «День Победы», «За Родину!» и исполнила «Тихий вальс» на музыку И.Корчмарского. Эту до боли трогательную песню поэтесса посвятила ветеранам Великой Отечественной войны. Лауреатами фестиваля также стали ветеран Великой Отечественной войны, один из участников академического хора «Малиновый звон» Юрий Щетинин; Сергей Ушаков из Анапы, Анатолий Лукашевич из Новороссийска; Игорь Щербань, ансамбль семьи Щербань из ст. Тбилисской; Лия Шавидзе, Сергей Драганов, народный хор при Свято Михайло Архангельском храме под руководством Галины Михайличенко из Крымска; Светлана Петровская из Сочи; Бандурко Елена из Апшеронска; вокальный ансамбль «Православная молодежь» под руководством Анны Овасафян исполнил очень глубокую песню гимн материнской любви одного из членов жюри фестиваля диакона Свято Троицкой церкви Михаила Околота «Иди с Богом, сынок»; вокальный ансамбль «Солнышко», руководитель Наталья Околот из Краснодара и многие другие. Но больше всех сердца зрителей покорил 5-летний Сергей Щабыка из Крымска, исполнив с боевым чувством «Трех танкистов». В успехе малыша есть заслуга и Галины Михайличенко, музыкального руководителя детского садика №12. А военный костюм Сереже сшила нянечка детсада. Фестиваль подарил всем зрителям и участникам много света, от которого возвеличивается душа человека. И сегодня эта главная традиция русского народа, уходящая корнями в глубь веков, помогает ему возродиться.

Читайте в новом номере:

Событие

Писательские дачи и прочие удачи

В середине нынешнего жаркого лета в Москве прошло заседание президиума Литературного фонда России, на котором горячо обсуждалась экономическая деятельность и политика руководства организации. В работе президиума приняла участие директор Краснодарского отделения ЛФ России С.Н.Макарова.

Председатель Литфонда, он же – первый заместитель председателя президиума по финансово-экономическим и организационным вопросам - директор Международного литературного фонда и председатель исполкома Международного сообщества писательских союзов Иван Иванович Переверзин собрал представителей регионов для решения ряда важных вопросов. Он сообщил, что многодневная и «кровопролитная война» по передаче переделкинских земель коммерческим структурам, не стала для писателей еще одним поражением, хотя на страницах всех ведущих литературных изданий России битвы велись нешуточные, а в судах и администрациях разных рангов не утихали горячие сражения. В результате борьбы сорок четыре гектара, стоимость которых оценивается в полмиллиарда долларов, остаются в собственности писателей, и подготовлены документы по подписанию договора по приватизации земли. Дом творчества в Переделкино стал вполне рентабельным предприятием, проводится капитальный ремонт, отчисляются средства в ЛФР, что позволит фонду продолжить издательскую деятельность и оказывать помощь нуждающимся.

Еще одной победой стало восстановление деятельности Дома творчества в Комарово. Элитный район в окрестностях Санкт-Петербурга снова стал вполне доступным местом отдыха для писателей. В старинном особняке полностью отремонтирован административный корпус, построена кочегарка, заменены коммуникации. На президиуме Литературного фонда России принято решение начать строительство нового корпуса на 40 мест.

В планах и строительство в Сочи, что особенно интересно для кубанских литераторов. Наконец завершен судебный процесс, в результате которого семь гектаров земли в столице Олимпиады -2014 года снова принадлежат фонду. Как признался И.И. Переверзин, его мечта выстроить ось Сочи-Москва- Комарово, которая позволит писателям Севера и Юга России поправлять здоровье в благоприятной климатической зоне, становится реальностью. Сейчас решается вопрос подписания договора с застро

Но до прекращения битв и полного замирения еще далеко. Писательские дачи во Внуково – лакомый кусок для тех, кто привык забирать чужое, используя обманы и подкупы. За Внуково, похоже, бригаде юристов Литфонда во главе с председателем побороться придется еще не мало. Тянутся суды и по признанию легитимности последней отчетно-выборной конференции ЛФ.

И все же добрых вестей оказалось больше. В конце заседания президиума В. Г.Середин, генеральный директор Союза писателей России, порадовал присутствующих сообщением, что старинный особняк в Москве на проспекте Комсомольском, 13, где много лет располагается Союз писателей России, передан головной творческой организации в бессрочную и безвозмездную аренду. Заседание президиума закончилось аплодисментами.

СОБИНФОРМ

КСТАТИ: Литфонд - название общественной организации писателей (первоначально - Общество для пособия нуждающимся литераторам и ученым, учрежденное в 1859 г. в Петербурге и реорганизованное в 1927 г.); литературный фонд. Региональное отделение Литературного фонда создано на Кубани в 2006 г. Соответствующее решение приняли на собрании краснодарского отделения в союз писателей России. «Когда я спрашивала у писателей, что такое Литфонд, многие пожимали плечами, не зная, что ответить. Некоторые говорили, что это — хозяйственный орган при Союзе писателей СССР, некоторые — что это некий профсоюз, осуществляющий функции поддержки писателей. Покопавшись в архивах, я обнаружила документ, который называется Устав «Литературного фонда Союза ССР», и статья 1-я его гласит: «Литературный фонд Союза ССР» является общественной организацией, состоящей при Союзе советских писателей Союза ССР. В статье 16-й Устава говорится: «Высшим руководящим органом «Литературного фонда Союза ССР» является правление Союза советских писателей Союза ССР», которое: "а) назначает председателя, заместителя председателя и членов правления «Литературного фонда Союза ССР»; б) рассматривает и утверждает планы деятельности и сметы «Литературного фонда Союза ССР», а также годовые отчеты о его оперативной и финансовой деятельности; в) рассматривает и утверждает основные правила и инструкции о порядке выдачи «Литературным фондом Союза ССР» пособий, стипендий и ссуд и о порядке оказания других видов помощи своим членам и их семьям; г) устанавливает размер вступительных и ежемесячных взносов членов «Литературного фонда Союза ССР»..." Вышеназванная организация была создана постановлением Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 28 июля 1934 года за №1788 и просуществовала до 6 августа 1992 года». (Андреева В., Мифический хозяин. Международный Литфонд де-факто и де-юре // Литературная Россия, №47. 23.11.2001

(Андреева В., Мифический хозяин. Международный Литфонд де-факто и де-юре // Литературная Россия, №47. 23.11.2001

Юбилей
Рядовой литературы
АЛЕКСАНДРУ СТРЫГИНУ - 90 ЛЕТ

В эти дни мы вспоминаем светлый талант «кубанского тамбовчанина» А.В. Стрыгина, его уже нет в строю кубанских литераторов, остались недописанными его проза, стихи, публицистические миниатюры «Свето-Тени», эскизы его картин (у Александра Васильевича был и талант художника), но живы его книги, жива память о нем друзей-писателей и читателей.

 А.В. Стрыгин родился 14 августа 1920 года на Тамбовщине, там прошла его юность, годы творческой работы. Александр Стрыгин окончил литературный институт в Москве, семинары в нем вел Лев Абрамович Кассиль, он же дал ему рекомендацию в Союз писателей. Впоследствии он возглавил тамбовскую писательскую организацию, там же издал свою первую книгу рассказов «В пути», затем сборник рассказов «Простые люди», повесть «Красный камень». Восемь лет Стрыгин стоял у руля Тамбовского союза писателей, на своей родной земле он закончил роман «Расплата».

Это правдивое описание установления советской власти на Тамбовской земле и пробуждения классового самосознания трудового крестьянства. Роман состоит из 2-х книг: «Пробуждение» и «Испытание». В этом романе достоверность и вымысел заключают союз на основе приверженности правде жизни, а сам «антоновский мятеж» обретает силу свободного вымысла. С романом «Расплата» в нашей литературе появился еще один писатель из глубинки, хорошо знающий родную землю.

А.В. Стрыгин входил в редколлегию журнала «Подъем», организовывая недели поэзии, на которые съезжались лучшие поэты России. По его роману «Расплата» был поставлен спектакль, еще одну его пьесу «Колосья в крови» также увидели театральные подмостки, о ней писали журналы «Театр» и «Театральная жизнь», местные и столичные газеты.

В 1970 году друзья писателя: коллеги, артисты, художники, журналисты г. Тамбова отмечали его 50-летие, и от имени Президиума Верховного Совета СССР ему был вручен орден «Знак Почета». Вскоре он переезжает жить на Кубань, и здесь в казачьем краю его дарование заиграло новыми гранями, а сам он оставался в гуще творческой жизни. А.В. Стрыгин проявил себя зрелым писателем, умело разбирающимся в сложных социальных и политических событиях. Здесь им написаны и изданы романы «Терны», «У порога», несколько документальных повестей, десятки очерков и стихов. С их страниц встают образы русских людей, написанных рукой мастера. А.В. Стрыгин пять лет являлся главным редактором литературно-художественного и общественно-политического альманаха «Кубань» Краснодарской писательской организации, а в 1980-ые годы - секретарем партийной организации Краснодарского союза писателей; всегда спокойный, доброжелательный, он оставался бескорыстным исполнителем своего дела, в эти же годы он становится лауреатом журналистской премии имени В. Ставского и начинает работу над второй книгой романа «У порога».

В 1980 году в альманахе «Кубань» опубликован его очерк «Краснодар шагает в будущее», который он начинает строками из романа Дмитрия Фурманова «Красный десант», в котором даны картины Краснодара после Гражданской войны, и вот он наш город, который видит автор в 1980-е годы; растут кварталы новостроек, появляются многоэтажные дома, целые жилые микрорайоны. Автор очерка видит долг каждого краснодарца вносить свой вклад в благоустройство родного города.

В 1982 году в этом же журнале его публицистическое эссе «Флагман рисосеяния» - к 50-летию ордена Трудового Красного Знамени рисоводческого племенного совхоза-завода «Красноармейский» и его руководителя Героя Социалистического труда А.И. Майстренко.

Такие публикации свидетельство того, что публицист А. Стрыгин нашел на Кубани свою вторую родину. Есть люди, о которых говорят «он прожил жизнь начисто» - это о Стрыгине. Журналист Сергей Крупенин вспоминает об одном из праздников 9 Мая в краевой организации Союза журналистов, когда собравшиеся бывшие фронтовики в их числе и А.В. Стрыгин пели песню «Фронтовая память» на его стихи (музыка В. Захарченко)

«Фронтовая память побольнее ран,

Оттого задумчив старый ветеран,

Завещали братцы подвиг не забыть…

До Победы драться, до Победы жить!»

В год 90-летия А.В. Стрыгина мы чтим этого одаренного, глубоко поэтического писателя, который породнился с нашим краем, и отдаем ему нашу благодарную память.

Галина РОСЛАЕВА

АЛЕКСАНДР СТРЫГИН
Эти Листки воспоминаний

ВСТРЕЧИ С ПЕРВЕНЦЕВЫМ

В 1972 году я был приглашен на Кубань в качестве заместителя редактора альманаха. Менялся весь штат, новым редактором был назначен Анатолий Знаменский. Мне предстояло из вороха рукописей отобрать произведения, удовлетворяющие вкусы нового редактора, а Знаменский, как известно, был требовательным мастером. К тому времени Аркадий Первенцев заканчивал работу над новым романом «Черная буря» – о кубанских событиях, – и Знаменский ухватился за идею первой публикации этого романа в нашем альманахе. Конечно же, в сокращении, ибо весь роман наш тощий альманах потянуть был не в силах. Когда Первенцев прислал нам весьма пухлую рукопись для ознакомления, восторга редактор не испытал, и сразу же предложил мне засесть за сокращение.

«Ты пишешь плотно, не любишь наполнителей, – сказал он,– тебе все карты в руки испытать редакторское умение». Я не был знаком с Аркадием Первенцевым лично, не знал его характера. Пугали его лауреатство, его слава. Мое вторжение в рукопись могло не только не понравиться ему, но и вызвать протест, что зачеркнуло бы мою работу. Предстояло сжимать рукопись, как меха гармошки, растянутой увлекшимся игроком, но при этом сохранить сюжетную канву, по возможности и фабульные находки.

А главное – не повредить четкости образов действующих лиц в трудной борьбе с черной бурей и ее последствиями. Пришлось напрячься и попотеть.

Сдавал рукопись на машинку, испытывая немалый страх, но каково же было мое удивление, когда отправленная на визу сокращенная рукопись вернулась от Первенцева с согласием на такой вариант. Знаменскому по телефону он даже сказал, что сокращение сделано добросовестно и хорошо. А рукопись была сокращена более чем вдвое!..

Потом я и лично познакомился с автором знаменитого «Кочубея». Каждый свой приезд в Краснодар он приглашал меня к себе в номер вместе с другими писателями, близкими ему по духу.

А однажды мы с Вараввой из переделкинского Дома творчества поехали во Внуково – на дачу Аркадия Алексеевича. Принял он нас весьма радушно, показал достопримечательности внуковских дач, среди которых были и дачи членов правительства. В комнатах его дачи мы увидели много фронтовых реликвий, антикварные издания на полках его библиотеки. И, конечно же, угостил нас «чем Бог послал», а потом на своем автомобиле проводил до Москвы. И тут, пожалуй, не грех вспомнить дорожный рассказ Первенцева об одной оказии на внуковской трассе, по которой часто ездил Сталин. Случай этот Первенцеву рассказал бывший шофер Сталина, с которым когда-то удалось побеседовать Первенцеву... Обочь трассы тогда стояла огромная каменная скульптура вождя. Проезжая в очередной, может быть сотый раз, мимо своего каменного изображения, Сталин вдруг громко и возмущенно произнес: «Как же мне надоел этот каменный человек!.. ».

Через несколько дней скульптуры у дороги уже не было. «Видите, хлопцы, какой он разный был, Сталин-то», – заключил свой пересказ Аркадий Алексеевич и задумчиво отвернул взгляд на мелькавшие за ветровым стеклом белокаменные дома Москвы.

БАБАЕВСКИЙ В КУРГАНИНСКЕ

В начале 80-х годов альманах «Кубань », главным редактором которого я был к тому времени уже несколько лет, взял курс восстановить связи с писателями-земляками, когда-то уехавшими в Москву. Этот курс поддержал и ответсекретарь писательской организации Сергей Хохлов. Первой публикацией земляка-кубанца была повесть Вергасова, уроженца станицы Челбасской. Потом напечатали подборку юморесок Леонида Ленча, который когда-то жил на Кубани.

Вспомнили Бабаевского, прославившего кубанских казаков. И даже решили пригласить его посетить Кубань. Тем более, что он немало помогал пробиваться в печать молодым литераторам-кубанцам.

С Семеном Петровичем лично я познакомился на съезде писателей России, был наслышан о его колком и даже упрямом характере, так что встреча его и опека в поездках по Кубани предвещала нелегкие дни для нас. Нам было известно, что Бабаевский наотрез отказался от замены знака лауреата Сталинской премии на знак Государственной премии.

...Но вот улыбающийся Бабаевский обнимает встречающих, он рад, что Кубань помнит и чтит его. Недолго пробыв в Краснодаре, Семен Петрович заспешил в Курганинск, с которым у него связано начало его творческой жизни – там он работал секретарем райгазеты в тридцатых годах. Секретарь Курганинского райкома Зоя Ивановна Боровикова устроила ему пышную встречу в редакции. Бабаевский был растроган до слез, услышав от журналистов газеты, как станичники любят его книги, помнят его самого еще живые старики, о которых он писал когда-то в газете. Мы с Сергеем Хохловым, сопровождавшие Бабаевского в поездке, были очень рады, что кубанцы отогрели своим отношением сердце старого писателя, обиженного новой прессой, называющей его лакировщиком. Зоя Ивановна познакомила писателя с жизнью района, повозила по хозяйствам, где станичники душевно беседовали с гостем.

И, конечно же, не обошлось без вопроса о «лакировщике »... Со злой веселинкой Бабаевский ответил, что эту кличку ему приписали те, кто ненавидит советскую власть, давшую людям достойную жизнь. «Я еще недолакировал нашу действительность!» – убежденно заключил он. Зорко, цепко приглядывался он к Зое Ивановне, к ее разговорам с людьми, особенно с руководителями хозяйств. Тогда весьма редко можно было встретить женщин на постах первых секретарей.

Заинтересовавшись ее судьбой, он стал расспрашивать о личной жизни, об ее отношении к литературе и искусству.

– Личная жизнь? – переспросила Зоя Ивановна. – Какая у меня личная жизнь, если домой возвращаюсь ночью и скорее в постель, вздремнуть немножко. Когда-то баяном по вечерам увлекалась. Муж умер, сын-офицер в Армавире, одна я вдовью участь нянчу. Зато какой мы хор создали в Петропавловской! Да и все станицы наши певческие, веселые. Завтра повезем вас слушать хор, а сегодня вы будете моими гостями, покажу вам свою хату, где меня уже и перестал ждать мой баян. Вдруг еще тряхну стариной да и сыграю вам что-то. Семен Петрович еще пристальнее посмотрел на собеседницу и весело сказал:

– Ну-ну, поехали в вашу хату, то бишь в квартиру.

– Без всякого то бишь...именно в хату.

– Не удосужилась даже квартиры, бедная? – недоуменно оглянулся Бабаевский.

– Зарок дала. Чтобы злые языки не тренировались на мне, решила жить в хате. На окраине Курганинска мы подъехали к небольшому домику с потрескавшейся краской на стенах. В комнатах чисто, уютно (ей помогает соседка).

– Вот тут и коротаю остатки суток. А вот и мой друг баян. – Она долго стирала с него пыль, потом села на диван рядом с нами и задористо-весело спросила: «Ну что сыграть? Про вдовью участь?». Комнату наполнили звуки, которые действительно шли от страдающей души. Бабаевский, отвернувшись, тихо смахнул стариковскую слезу.

...Вернувшись в Москву, Семен Петрович не забыл своего обещания помогать писателям-землякам. По его настоянию «Роман-газета» напечатала повесть Ивана Бойко «Успеть до заката» в варианте, подготовленном нашим альманахом.

Панорама
Праздник хлеба и независимости

Выставка «Хлеб - всему голова» открылась в художественной галереи «Сантал». Пейзажи, натюрморты, портреты комбайнеров, тематические композиции написаны разными авторами в теплом, светло-коричневом колорите – колорите созревшей колосящийся пшеницы. Куратор выставки Нина Антоновна Стрижова посвятила этот проект Дню России. Открытие выставки стало и большим литературным праздником. Стихи о хлеборобах и тружениках села звучали в исполнении авторов: легендарного Кронида Александровича Обойщикова, целинника и бамовца Владимира Архипова, хлебопекарей Виктора Деревянко и Елизаветы Демидовой. А также Любови Мирошниковой, Ирины Вединовой, Ирины Коваленко, Николая Седова

Одна из задач выставки - привлечь внимание зрителей к тому, что и в наше время ценностные ориентиры остаются незыблемыми. И художественные произведения, картины и стихи, воспевающие труд хлеборобов, пшеничное зерно, дарящее жизнь и силу живущим, не должны исчезать из творческого актива мастеров кисти и пера.

Поэзия

«А дождь сегодня обернулся в снег...»
 

Книжный мир

ЛЮДМИЛА БИРЮК

Бретер и дуэлянт
Отрывок из романа

О князе Репнине, герое повестей и романов Людмилы Бирюк, теперь узнает вся Россия. Роман кубанской писательницы издан ведущим московским издательством «Вече»
Ударившие в ноябре морозы причиняли немало трудностей русской армии, но еще больше доставалось неприятелю. Непривыкшие к холодам французы, итальянцы, пруссаки часто гибли на дорогах. Холод и голод косили их тысячами. Возле потухших костров часто можно было увидеть трупы, застывшие в позе безмятежно спящих людей.

Тот, кто сумел избежать смерти от холода, нередко погибал в огне. Пламя пожаров озаряло путь отступления французской армии. Голодные, замерзшие наполеоновские солдаты, уже не помышляли о военных победах и с отчаянной злобой мстили народу, гнавшему их из своей страны. В свою очередь крестьяне, перед глазами которых постоянно вставали картины сожженных дотла родных деревень, беспощадно избивали французов.

При отступлении из Толочина в избе сгорели пятьдесят вражеских солдат, набившихся в нее, чтобы погреться. Их неумение обращаться с русской печью стало причиной пожара, а начальство свалило все на партизан, якобы поджегших избу. Были приняты ответные меры… Ранним утром, когда полк Терехова подходил к Толочину, командир вдруг придержал коня и поднес к глазам подзорную трубу.

– Посмотри, Репнин, – промолвил он, – посмотри, у тебя зоркие глаза. – Что там витает над церковью? Облако или дым?

Тот всмотрелся.

– Господин майор! Церковь горит!

– Бери с десяток самых резвых молодцов и во весь опор – к Толочину! Не спроста это… Чует мое сердце!

Репнин с маленьким отрядом помчался к городу. Подскакав к горящему Толочинскому монастырю, он лишь чудом успел предотвратить беду. Разбив дверь, гусары помогли выйти из задымленного монастыря пятистам русским пленным, которых французы там заперли, и, уходя, подожгли.

Возле Толочина полк стал на бивуаки. Измученные люди получили краткий отдых… Проезжая через просеку, Репнин увидел троих мертвецов, лежащих в обнимку, словно пытавшихся сообща, в последнем усилии сохранить тепло.

Вот усатый гренадер, с уродливым шрамом на губе. Рубец старый, полученный, возможно, под Аустерлицем. Вот юноша, почти мальчик, с нежным мраморным лицом, застыл с детской улыбкой на лице. А вот, заросший бородой, закутанный в какое-то тряпье тщедушный мужчина. Скорей всего, легионер… возможно, итальянец. Он бережно прижимает к себе маленький саквояж, не желая расстаться с ним даже в смерти. Репнин снял кивер и перекрестился.

Пошел снег, и сверкающие в лучах заката мохнатые звездочки тихо опускались на русые волосы склонившего голову гусара, на гриву его коня, на тела мертвых солдат. Могли ли предположить эти несчастные, что найдут свой последний приют в сугробах чужой страны?

Тряхнув головой, чтобы отогнать невеселые мысли, Репнин тронул повод, но, немного отъехав, снова вернулся. Что-то не пускало его… Что-то неестественное в этой мрачной картине притягивало взгляд. Но что? Он силился понять…

Снежинки, падающие на мертвецов, постепенно укрывали их лица. Гренадер и мальчик уже были погребены под белым саваном... И вдруг Репнин вздрогнул от внезапной догадки. На лице того, кого он мысленно назвал итальянцем, снег таял… Значит в этом человеке еще не погасла жизнь! Кинувшись к неподвижному телу, Репнин поднял его и взвалил на коня. Даже теперь легионер не выпустил маленького чемоданчика из судорожно сжатых рук…

Когда Репнин прибыл в полк, однополчане встретили его добродушными шутками.

– Да-а… Важную персону захватил наш князь!

– Видать, генерала…

 – Хватит вам! – строго оборвал шутников доктор Петр Лукич. - Несите его ко мне. Поглядим, может, удастся вытащить его с того света.

 В тепле замерзший незнакомец действительно очнулся, но был так слаб, что доктор оставил его отлеживаться в лазарете.

 – Вы поспели вовремя, - сказал Петр Лукич Репнину. – Еще полчаса, и он бы совсем закоченел. Жаль беднягу: ведь он не солдат, а врач. Признаюсь, я рад, что мне удалось оказать помощь собрату по нашей медицинской гильдии.

 – А откуда вы знаете, что это врач? Он сказал вам об этом?

 – Нет, он пока не в состоянии говорить. Дело в том, что в его саквояже оказались лекарства и хирургические инструменты...

Человек, которого Репнин вытащил из сугроба, оказался на редкость живуч и быстро пошел на поправку. Через пару дней его присоединили к группе пленных французских солдат, захваченных гусарами Терехова под Красным. Боясь показаться друзьям сентиментальным, Репнин не торопился встретиться со спасенным бородачом, старался о нем не думать, а потом и вправду забыл. Но однажды вечером он оказался вблизи сидящих у костра военнопленных, которым в это время раздавали горячую кашу из закопченного котла. Постояв с минуту, он повернулся и хотел было отойти, как вдруг ему послышалось, что кто-то из толпы пленных обратился к нему тихонько по-французски:

 – Постойте, мсье!

 Заслонив ладонью слепящее пламя костра, Репнин стал вглядываться в лица пленных.

 – Мсье! – из темноты вышел невысокий бородатый человек в потрепанном женском салопе. – Вы не узнаете меня?

Репнин улыбнулся.

 – Как же! Узнал, конечно! Вы тот, кого я намедни вытащил из сугроба. Позвольте узнать ваше имя?

 – Я с радостью назову его вам, но может быть, вы сами вспомните? Ведь мы не так давно встречались… в Москве…

 Бородач повернул лицо к колеблющемуся свету костра. Репнин несколько мгновений пристально вглядывался в него, а потом вдруг радостно вскрикнул:

 – Силы небесные! Доктор Джакомо!

 Итальянец кивнул и грустно усмехнулся.

 – Слава Богу… Я уж думал, что вы меня не узнаете.

– Доктор… спаситель мой! Какими судьбами? Вас действительно трудно узнать! Эта борода… странная одежда…

 – Обычный наряд отступающего легионера. Борода, кстати, неплохо согревает.

 В глубоком волнении Репнин сжал в объятьях хрупкую фигуру доктора.

 – Джакомо… Я чертовски рад! Простите, что не открыл вам в Москве своего настоящего имени. Вы отнеслись ко мне великодушно, но я не мог признаться вам в том, что я русский.

 Это мне было известно, – улыбнулся Джакомо.

 – Как? Откуда?!

 Маленький врач промолчал.

 – Как бы то ни было, я помогу вам! За добро платят добром!

 – Спасибо, друг мой… даже не знаю, как теперь к вам обращаться. В Москве вы назвались Клодом де Моном, но ваше настоящее имя…

 – Кирилл! Кирилл Репнин! Если бы не вы, доктор…

 – Для русских я не доктор, а вражеский солдат. Помогать мне не безопасно.

 – Что за вздор! Идемте со мной… Да идемте же!

Репнин увлек Джакомо за руку и повел к командиру.

– Разрешите войти! – воскликнул гусар с порога избы, приспособленной под полковой штаб. – Господин майор, это Джакомо Бонкуро, тот самый врач, который помог мне бежать из оккупированной Москвы! Я не узнал его поначалу…

– Доктор Бонкуро? Наслышан о нем, – сказал Терехов, и с нескрываемым удивлением оглядел неказистого пленника. – Вид у него, надо признаться, живописный… Репнин! Надо бы приодеть вашего доктора.… Эй, там, кто-нибудь! - крикнул он, приоткрыв дверь. – Теплый тулуп сюда, сапоги и все такое!

– Весьма благодарен… - неуверенно промолвил Репнин. – Но мне бы хотелось сделать для моего друга нечто большее...

– Отпустить его? – прямо спросил Терехов. – А вы уверены, что это станет для него благом? Куда ему идти? Тысячи французских солдат гибнут на дорогах! Наполеон бросил их на произвол судьбы…

Все помолчали.

– Доктор! – вдруг промолвил командир по-французски, взглянув в глаза Джакомо. – Оставайтесь с нами! Будете помогать Петру Лукичу... Это ваш коллега, полковой врач… Вы будете нашим другом!

Блестящие агатовые глаза итальянца наполнились слезами. Он проглотил подступивший к горлу комок и отрицательно покачал головой.

– Тронут вашей добротой… но должен отказаться. Что бы со мной ни случилось, я останусь верен присяге. Если в вашей воле даровать мне свободу, я приму ее с радостью. Но служить вам не стану!

Терехов и Репнин переглянулись.

– Ну, что ж… Все ясно, - заключил майор и снова нетерпеливо кликнул денщика. – Капрал! Где одежда?

Солдат тут же принес внушительный сверток, и Терехов, улыбаясь, вручил его доктору.

– Это ваше. И еще вот… - Он набросал несколько слов на листе бумаги, который тоже отдал Джакомо. - Здесь приказ о вашем освобождении, чтобы вы могли беспрепятственно пройти через сторожевые посты.

– А конь? Коня вы ему дадите? - вмешался Репнин, пользуясь хорошим настроением своего командира.

Терехов улыбнулся.

– Что с вами поделаешь… Казнить, так казнить, миловать, так миловать. Дадим и лошадь.

– Грациа, – прошептал Джакомо.

Проза

ВИТАЛИЙ КИРИЧЕНКО

Жора - «Слава Кубани»

РАССКАЗ

С детства Жора Гузий любил лошадей, убегал из школы на «зеленый остров», чтобы покататься. Заведовал казачьей конюшней Анатолий Бряченко, давний колхозный молоковоз и тоже любитель лошадей. Рано утром он ехал по фермам, собирал надой в цистерну «зила», отвозил на завод. И к обеду был свободен, чтобы возиться с лошадьми. Мальчишкам нравился его бравый вид, разлапистые усы и приятный молочно-розовый цвет лица. Приспособились они и к суровому характеру молоковоза. Если что не по нем, то может и за ухо потрепать, и лишить права почистить лошадь скребком. Его устрашения на самом деле были отеческими, для пользы развития и в доброжелательной форме. Собственные его дети выросли, один был офицер под Санкт-Петербургом, другой – предприниматель в Германии. Отрезанные почти напрочь ломти, потому что лишь раз в год появлялись на отцовском подворье, во время отпусков, а то и реже. Анатолий помнил о них, ждал. И отводил душу среди чужих хулиганистых подростков, чтоб не привыкли к анаше или марихуане. Кто ж им подскажет вовремя про жизнеопасную беду?

Пообедав дома, Анатолий отдыхал, бездумно глядя в телевизор, или перелистывал журнал «Коневодство», подремывал, потому что рано вставал. А потом ехал на своей «ноль-восьмой» на остров. Районное начальство выделило возрождающемуся казачеству бывшую базу заготконторы. Одно из помещений любители конного спорта приспособили под конюшню, по очереди ухаживали за двумя десятками скакунов, в основном, частных. Выгуливали, приучали к упряжи и «под верх». Коню всегда нужны пробежки для поддержания спортивной формы, а лучше легковесных подростков наездников не найдешь. Хоть «охлюпки», то есть без седла, набивали кобчик, но радостно было проскакать, не сорваться, управиться с огромным конем с помощью уздечки. А сколько волнения! И соревновательности. Когда бегут две лошади с наездниками на спине, то и они поддаются азарту, норовят укусить соседку, дернуть зубами за гриву, изо всех сил стремятся победить, обогнать!

Анатолий покрикивал то одному, то другому, успевая всех мальчишек держать в поле зрения:

– Повод потяни!…Не косись влево, ровно сиди!… А ты локтями не маши, как подбитая сорока!… Следи, чтоб конь не засекся, дай разгон!…На гравий не выскакивай, а то коню копыта собьешь!

Жора Гузий был молодцеватее всех. Сидел как-то развязно, будто неумело, а на самом деле не только прислушивался к наставнику, но и следил, чтоб его не обошли, чтобы всегда быть первым! Школьные дела его не интересовали, он уже почти взрослый. Отца у него не было, а мать махнула рукой на его учебу. Раз не хочет – не надо и заставлять. Лишь бы человек был хороший, не обязательно всем грамотными быть, кому-то и руками надо работать.

За три года обучения верховой езде на «зеленом острове» Жору приняли в «казаки», записали в казачью воинскую часть. И характер у него уже выработался. Главное – не врать, лучше правда, хоть и горькая. Все равно дядя Толя дознается – хуже будет. И товарищей своих не обижать, хоть ты и сильнее. Ты ему поможешь – и он тебя выручит. «Земля-то круглая», – была главная поговорка дяди Толи.

Казачья часть под Новороссийском недавно сформировалась. Идея была такая, что служить рядом должны земляки, чтобы этим искоренить дедовщину. Одностаничники не станут издеваться над новобранцем, иначе сами поплатятся, не всегда их верх будет, земля-то круглая!

И вот Жора во солдатах. Привез их «прапор» на микроавтобусе прямо в воинскую часть с зелеными железными воротами из двух половинок, на каждой — красная звезда, и бойцы охраны дежурят, волосы годичной давности торчат из-под пилоток. «Прапор» сдал всех восьмерых лейтенанту-ротному. Их переписали в журнал поверки, показали каждому двухъярусную койку, да еще и спросили, как с мочевым пузырем? Нет слабины? Жора фыркнул и засмеялся. Еще чего! Место ему досталось нижнее, уступил земляк, потому что вверху спят более слабенькие.

Жора не боялся, что пошлют в «горячую точку», наоборот, интересно. А служба давалась легко. Он и дома кашу любил, и ко всему привычный. За три недели поправился на два кэгэ. О чем и написал матери, чтобы не волновалась. И с ребятами ладил. В казарме был всего взвод, то есть три десятка. Среди своих восьмерых «земель» Жора был вожак, как самый сильный и выносливый. И наказал всегда идти на помощь, если кто станет угрожать. Один «старик» с двумя «шестерками» сказал, что здесь он главный, кто не подчинится – амба будет.

Жора спросил:

– Как это?

– Что я скажу, то и делай, салабон.

– И что, например?

– А вот что: лезь под мою кровать и кукарекни.

– Так я запросто: по-кошачьи, по-собачьи? – Жора закатился под сетку лежбища и три раза кукарекнул. А «старик» стал прыгать сверху, чтобы зашибить новичка своим весом. Жора выкатился, оседлал «дембеля» и сдавил коленями ему шею, пока тот не захрипел. Тот не ожидал такого отпора. Покраснел как рак, фыркал от злости и матерщинничал.

Ночью, после отбоя, пришлось неплохо подраться со сторонниками «старика»: восемь против шестерых. Конечно, Жора предупредил своих, чтоб были наготове, и распределил, кому кого бить. Он знал, что нападут: без сражения не обойтись. И напали. Жора был прыгучий, как Ванька-Встанька, опять оседлал главаря и сдавил шею, говоря:

– Последнее предупреждение. Если хоть кого из моих пальцем тронешь – задушу, Слава Кубани!

«Старик» понял. На силу нашлась другая сила.

И в дальнейшем служба проходила мирно. Дисциплина была не ахти какая. Старлей и «кусок» — сверхсрочник лишь требовали, чтоб отбой и подъем проходили с перекличками, вдруг какой воин сбежит. Они, наверно, сами не знали, для чего предназначен их взвод. То ждали секретного приказа выступать, то ходили слухи, что переведут в железнодорожные войска или в охрану военных объектов. А в течение дня солдаты слонялись туда-сюда, скучали, сплетничали, искали, чего б пожрать сверх довольствия.

Некоторые, по складу ума «философы», любую минуту, когда удавалось, старались поспать, чтобы во сне приблизить «дембель». Эти ленивцы предпочитали сон даже еде. Они имели аллергию на военный образ жизни, ныли: «Господи, господи, хоть бы скорей на гражданку!»

 А другие, чтоб убить время, «рисовали» письма на «волю». Причем, по заготовленному шаблону, лишь подставляли имена в одно и то же сердцещипательное письмо, сочиненное толстым писарем-калмыком, из районных газетчиков, в очках. Заказчик платил писарю утренней порцией сливочного масла, а тот сам доводил дело до конверта и отправки через батальонного почтальона, приезжавшего на попутках с сумкой посылок, газет и писем.

Почтальон, согнутый в вопросительный знак и анемичный солдат, но очень высокий, был важной фигурой, выкрикивал фамилию за фамилией и заставлял поплясать или попрыгать за желанный конверт. Все тридцать каким-то чутьем определяли появление почтаря и сбивались вокруг в жажде новостей. А Жорин земляк Женя Бастурчак подыгрывал на гитаре, которую всегда носил с собой на ремне за спиной. Он знал кучу песенок и припевок, соленых анекдотов, и сам кое-что сочинял. Глядя на его крупный пот на лбу от старательной игры, любому было понятно, что никогда ему не осилить гитару. Но, как ни странно, под его 5-6 аккордов можно было спеть любую песню!

После выполненного «фанта» счастливец распечатывал конверт, проверял, нет ли еще в нем чего, обнюхивал и читал листок вслух для всей толпы. Хоть от родителей, хоть от друзей. Но особенно нравились всем от невест, причем, каждый комментировал по-своему, стараясь проникнуть в искренность или ложь ненадежного «слабого пола», всегда готового наставить рога. Если была фотка, то и ее пускали по кругу, причмокивая от удовольствия. Комментарии были сногсшибательные. Особенно если невеста была хороша ниже пояса. Воины дружно ржали, но иногда кто-то и вспыхивал, шла мгновенная потасовка, тотчас усмиряемая со всех сторон.

Жора тоже перед почтарем и всем сборищем двадцать раз присел на каждой ноге поочередно, выставляя другую, как пистолет. Получил и прочитал письмо от дяди Толи-атамана. Вышло нравоучительно. «Земля-то круглая, Жорик… Кобыла Журавка теперь с жеребенком. Он со звездочкой и в белых чулочках. Травы много, он ее настрижется и плямкает мамкины черные титьки. В общем, ждем тебя. Когда ты вернешься, будем ее обучать. Служи Родине, как полагается казаку. Слава Кубани!». Это присловье – «Слава Кубани» – стало обязательным среди казаков, где бы ни встретились. А в других местах уже выкрикивают: «Слава России!»

 Поскольку часть-то называлась казачьей, Жора решил приветствовать так всех подряд и смотреть, как среагируют. А вскоре и самого Жору стали звать: «Слава Кубани!»

Главной пружиной взвода был старшина-сверхсрочник. Он проводил подъемы и отбои, построения с докладом старлею о готовности войска, раздавал наряды, придирался к заправке постелей и шмонал прикроватные тумбочки, нет ли «криминала». Был он лет сорока, низкий, натоптанный, как «крапивенный чувал». Когда шел, то зад оттопыривался, а сбор гимнастерки образовывал там смешной хвостик. И руки были ниже колен. В голос подпускал хрипа (под Высоцкого) и кричал перед строем:

– Воины! Теперь вам не надо думать. За вас я думаю…Рразойдись!…Стрройся! Чтоб за минуту построились. Засекаю: рразойдись!…Стрройся! А теперь бего-ом, марш!

И так по полдня.

Жора терпел такой прикол. Значит, так надо. Он легко обгонял всю команду, бежал задом впереди всех и дразнился, чтоб старшине было не слышно:

– Ать-два, ать-два! Воины! Не надо думать! Надо прыгать! Слава Кубани!

Дядя Толя рассказал анекдот еще на гражданке. Примерно такой: «Ученые закрыли в клетку обезьяну, дали пустые ящики, высоко подвесили банан. Чтобы она догадалась составить из ящиков пирамиду, взобраться и снять лакомство. Обезьяна все проделала четко и съела банан. Тогда в клетку посадили алкоголика, но вместо банана подвесили бутылку водки. Он стал прыгать. Ему подсказали: « Вы думайте!» Он сердился и огрызался: «Чего тут думать? Прыгать надо!» И прыгал до вечера, не догадавшись составить ящики».

 Дядя Толя на первое место ставил «думать», а сержант — «прыгать»! И это было Жоре смешно. Его любимый анекдот все уже знали и перемигивались между собой:

– Чего тут думать? Бегать надо!

Сержант велел ему остаться после приказа «Разойдись!» Подозвал и спросил:

– Говорят, ты мастер на анекдоты? Меня, гнида, высмеиваешь? Я двадцать лет при этих погонах, видал всяких. Для начала вечером тебе наряд: вымыть туалет. Понял?

– Так точно! Слава Кубани!— козырнул Жора, лихорадочно обдумывая, кто «настучал» сержанту? Ясно. Из своры «старика». По своей крестьянской психологии он не увидел ничего зазорного в наряде. Мать приучила полы в доме мыть. Из-под коней всегда чистил. «Где воняет, там и пахнет», – поговорка дяди Толи всплыла. И к ругательствам привык. Взрослые всегда обзываются, для облегчения. От слов – не больно, если в голову не брать. Хотя, конечно, не ожидал, что воспитанный сержант опустится до брани.

После ужина, в час «личного времени», Жора взял тряпку, нашел ведро и швабру, пошел в нужник при казарме и стал его драить. Сержант тоже пришел и молча смотрел. Не ожидал, что вожак унизится до параши, раньше такого не бывало. Жора мыл умело, по-деловому. Как бы даже любовно, со степенной неторопливостью. Не придерешься. Сержант подумал, что его время еще не настало, поймает этого умника на чем-либо другом. Что-то черкнул в блокноте и буркнул: «Свободен».

Утром сержант раскидал постели у пятерых и у Жоры, приговаривая:

– Я научу вас, охломоны, стрелку наводить! Об край одеяла чтоб можно порезаться! Конверт не скособочивать! Ямок не допускать! А подушка нужна не для затыкания дырок! Все уголочки чтобы торчали, как у козы сосочки!

Издевательски оседлав табуретку, он придумывал, к чему придраться, заставлял выбивать матрацы на улице, вновь и вновь переворачивал заправку, хрипло крича:

– Рразговорчики! Сегодня ты, охломон, постель не заправил, а завтра автомат не почистишь.

У троих он зачел заправку постелей, а Жоре и Жене Бастурчаку дал еще наряд:

– До обеда выкопать яму два-на-два-на-два! Чтобы служба медом не казалась!

Жора прикинул, что наряд не сложный. Он раньше в станице соседке Марии Платоновне колодезь выкопал и журавль установил вдвоем со знакомым казаком. А то у нее водопровода не было. Подумаешь – землю кидать! Даже интересно в яме-то, прохладно.

После завтрака, куда ходили строем, началась разнарядка. Кому идти в кочегарку развинчивать насосы, красить трубы. Кто пошел в лес за сушняком. Кто-то был послан на кухню. Трое двинулись с метлами прочистить дорожки возле домика лейтенанта, где была и канцелярия. Некоторые «работали» на турнике, чтобы довести подтягивания до восьми. Всем сержант нашел «дело», лишь бы не болтались по территории. Накануне лейтенант ему выговорил, что надо подтянуть дисциплинку, ожидается комиссия, бойцы должны жить строго по распорядку, каждую минуту отдавая на пользу государству.

Жора с Женей стояли возле волейбольного столба, ожидая, когда сержант обратит и на них внимание.

– Охломоны! Идите за мной! – обратился он к штрафникам. И пошел по лужайке к казарме. Здесь было накопано много земли от предыдущих наказаний. Жора не знал, что яма-то никому не нужна. Их рыли поколения новобранцев, чтобы смирить буйный нрав, и тотчас закапывали. Научиться делать бессмысленное! И без пререканий! Согласно устава! Иногда всем строем на простыне приносили к готовой яме найденный в помещении преступный окурок. И хоронили на двухметровой глубине, чтоб неповадно было курить в неположенном месте. Причем, согласно кладбищенского ритуала, произносили надгробные речи, прощались с «покойником», торжественно сбрасывали его с простыни. Изощрялись в этом солдафонском юморе, кто как мог.

Жора понял, что сержант хочет видеть их в глубокой яме, потных, с размазанной по лицу землей. Несчастных, жалких, готовых ползти на коленях за сержантом и выполнять любую его команду, лишь бы освободил от непосильного труда. «Не дождешься!» – сказал он про себя сержанту и ждал конкретного приказания.

– Копать вот тут. Берите лопаты, охломоны, и действуйте. Родина вас не забудет. Тренируйте мускульный аппарат, – и отошел. Ему вдогонку Жора крикнул:

– А лопаты-то где? Слава Кубани!

– На трапу! — ответил загадкой «старпер» и удалился, напоминая петуха своим хвостиком гимнастерки.

– Как это: «На трапу?» – озадаченно вопросил Жора у напарника.

– Да пошел он, знаешь, куда? – ответил со злостью Бастурчак и сел на корточки. Жора знал, что на нем «где сядешь—там и слезешь». Так говаривал про него дядя Толя, отмечая упрямство. Жора тоже решил не гоняться за сержантом и сел на землю, подстелив принесенный ветерком целлофановый пакет.

Сидят, обдумывая ситуацию. Жора припомнил, как бабушка ему говорила: «Потрафляй, потрапляй, где лежит, всегда знай». Тропа! То есть найди на дороге! Где хочешь, там и возьми! Пока размышлял, Жора услышал от земляка:

– Я так думаю, если заставляет копать эту хренотень, так пусть обеспечит инструментом! Давай сидеть, а припрется – сделаем вид, что копаем…пальцами.

– Договорились! – согласился Жора, оба стукнулись кулаками и сказали друг другу: «Слава Кубани!»

И стали мирно скучать. Жора иногда поглядывал исподлобья вокруг, стараясь отгадать, откуда появится «петух пернатый»? И скреб землю ногтями, вырвав с корнем травку, чтобы оправдаться: «Работал!»

Через час старшина подошел с недоумением на лице:

– Чего это вы сачкуете?

Оба солдата браво вскочили.

– Копаем, товарищ старшина. Но без инструмента, сами понимаете…

– Я ж сказал: «Найди, где найдешь». Укради! Лезь через забор, там дачи. И лопата найдется. Тащи ее сюда! – приказал старшина, обращаясь к Жоре.

– Никак нет! Воровать не положено!

– А вы знаете, что бывает за невыполнение приказа? Уголовная ответственность! Штрафбат! Ну-ка лезьте, мать вашу, через забор, охламоны! – сердился и багровел старшина, сам себя загоняя в тупик. Он понимал, что потеряет авторитет, если ему не подчинятся. А если принесут чужую лопату, да придет с жалобой хозяин?…

– Никак нет! Воровать не положено! – козырял Жора, стараясь казаться тупым.

– Я ска-за-ал! Бегом – марш! Не таких обламывал! – сорвался на крик старшина

– Никак нет! Воровать не положено! У мирного населения.

– Да ты понимаешь? Да ты! За неподчинение командованию – пять суток на «губе»! А я подготовлю рапорт в военную прокуратуру. Понял, охламон?

– Так точно, понял. Слава Кубани!

– Двигайте, воины. Я уже записал вас в «черную книгу». Вы у меня попляшете…Я тебе покажу «Славу Кубани»!

– Куда двигать, товарищ старшина?

– Пока в казарму.

Земляки, недоуменно переглянувшись, пошли, оставив старшину размышлять над возникшей проблемой. Лопаты исчезали, как по заказу. То ломались держаки, то железо трескалось. А с десяток лопат сам старшина продал знакомому прорабу за четыре поллитры. Эх, теперь бы пригодились!

Отступать он не собирался перед шибанутыми. Надо им показать кузькину мать! По телефону он вызвал «каталажку», настрочил лейтенанту рапорт о злостном неподчинении двух субчиков и отправил их на семь суток ареста в КАПЭЗЭ, расположенную в городе.

…Обыкновенная комната с пустыми деревянными лежаками. С исписанными, изрезанными стенами. С окошечком в два стеклоблока под потолком. И в двери «глазок», а пониже полочка с дверкой для подачи миски с баландой. Жора улегся на спину, закинув руки за голову, и сказал своему товарищу:

– Кто не был – побудет, кто был – не забудет.

Женя поддакнул:

– Кто параши не нюхал – тот не свой.

В армейской жизни соседствуют рядом формальная субординация и личные отношения, переходящие друг в друга. Дежурный конвоир – такой же подневольный парень, не питал неприязни к наказанным, наоборот, сочувствовал им, поскольку ощущал, что такие держат на своих плечах всю иерархию верхних чинов, из которой любой мог их наказать, причем, несправедливо. Звали его Валера, сам из Ростовской области – значит, земеля! Это ж почти брат! После «братания», постукивания кулаками и возгласа: «Слава Кубани!» он, как мог, облегчал жизнь затворникам: приносил курево, а то и пиво, добывал двойные порции у поваров. Зайдя в арестантскую, лежал тоже рядом, калякал, вспоминал свою станицу. Его товарищи не убегут! Им тут лучше, чем в строю или на воле. Завидовал, что сам не служит по казачьему списку. А Жора хвалил ему дядю Толю, звал в гости, как отслужат.

– Старперу все равно не поддамся. Попадется он мне на гражданке! Земля-то круглая! – возбужденно говорил Жора…

За неделю «зэки» отъелись, отдохнули, насмотрелись телевизора через свое окошечко (это Валера принес из своей каптерки и установил на табуретке в коридоре).

И «каталажка» отвезла их обратно, поскольку нельзя ни часа держать под замком тех, кто отбыл свой срок. И вновь предстали пред очи старшины.

– Что, воины, ума набрались?– вопросил он, недовольно осматривая сытые лица. Оба молчали, игнорируя неконкретный вопрос.

– Отправляйтесь во взвод, на строевую подготовку.

– Есть! – козырнули оба, наивно решив, что старшина насытился местью и теперь отстанет.

Старшина, глядя, как браво выглядят оба его подопечных, даже оскорбился, что «губа» не помогла. Надо придумывать что-нибудь новое. Или повторить рытье ямы. Однако Жора сообразил, что его ждет наутро, и послал Бастурчака постоять «на пахы», а сам влез через окошко в каптерку и утащил оттуда все четыре лопаты. Отнес их в дальний угол двора, сложил под забором в канаву и присыпал листвой.

Утром опять проверка постелей. И опять Жора с Евгением оказались виноватыми, что одеяльный конверт «не соответствует». Без лишних нравоучений старшина отвел их к исходному месту для копки ямы:

– Я сказа-а-ал! Два-на-два-на-два – к обеду. Иначе плохо вам сделаю, воины!

И развернулся уходить, по-петушиному вскидывая потешный зад. Меж двигающимися лопатками угадывалась мстительная решимость добиться своего.

– А лопаты где? – вопросил Жора. Старшину прорвало:

– Я ж сказал: «На трапу!» Мать вашу, – и крикнул пробегающему солдату:

– Гонченко! Принеси две лопаты этим недоделкам, из каптерки.

Довольный заданием, Гонченко помчался вихрем, чтоб скорее загрузить «сачков», пусть мучаются, грызя землю.

Жора и Женя вновь сели на травку, довольные отсрочкой. Между тем старшина устроил переполох. Пропали лопаты! Искать всем! Пока вертелась карусель поиска, полдня и прошло. А оба штрафника валялись это время на травке. Когда же взвод двинулся в столовую, оба пристроились и сразу подобрали ногу. Старшина заметил их, когда допивали компот. Хотя и не имел права лишать штрафников питания, он подошел и скомандовал:

– Вста-ать! Марш из столовой! Марш копать яму!

– Есть копать яму…пальцем! Слава Кубани! – козырнул Жора.

Старшина рассвирепел:

– Я вас в штрафбат! Рельсы будете таскать!

– Так точно! Рады стараться! Слава Кубани! – опять отдал честь непокорный упрямец.

Лопаты, увы, не нашлись. Старшина долго сочинял докладную в каптерке и понес лейтенанту. Тот не увидел особого криминала в поведении солдат, но разрешил опять отправить их на «губу». Старшина вызвал «автозак», объявил пять суток ареста за невыполнение наряда. Жора уже не боялся «капэзэ», как и его напарник.

…Восемь раз арестовывал старшина обоих ребят. Они отсиживали. Довольные, возвращались. Яму так и не выкопали, каждый раз находя причину.

В конце концов, старшина так расстроился, что запил. Потом заболел. И уволился, на гражданке поступил в таможенную охрану. Там спокойнее. Не надо нервы тратить на охломонов.

А Жору повысили до сержанта. И он, в общем, заменил старшину. Лопаты, и вся хозяйственная часть у него в порядке. Но дурацкие ямы при нем никто не роет. Зачем бессмысленно тратить солдатские силы?

Cтаница Брюховецкая